— Давай подъедем туда, откуда пилот сможет увидеть нас, — приказал Макгилл Сорентино. Сорентино включил передачу и медленно объехал самолет с правой стороны. Глядя на кабину, Макгилл стал подавать руками установленные сигналы, предлагая пилоту продолжить движение в направлении рулежной дорожки.
«Боинг» не двинулся с места.
Макгилл попытался хоть что-то разглядеть в кабине, но лобовое стекло слишком отсвечивало, да и кабина находилась высоко над землей. Две мысли пришли к нему почти одновременно. Первая: он не знает, что ему делать дальше. И вторая: на борту самолета что-то не так, что — не ясно. А это хуже всего.
Итак, мы ждали у выхода — я, Кейт Мэйфилд, Джордж Фостер, Тед Нэш и Дебра Дель-Веккио, сотрудница «Транс-континенталь». Будучи человеком действия, я не люблю ждать, однако полицейский должен уметь это делать. Как-то я три дня занимался наружным наблюдением, изображая продавца «хот-догов», и за это время сожрал столько «хот-догов», что потом пришлось лечить желудок.
— Может, возникла какая-то проблема? — поинтересовался я у мисс Дель-Веккио.
Она посмотрела на свою рацию, оснащенную табло, и протянула ее мне, чтобы я смог прочитать: «Борт приземлился».
— Пожалуйста, свяжитесь с кем-нибудь, — попросила ее Кейт.
Мисс Дель-Веккио пожала плечами и заговорила в микрофон:
— Это Дебби, выход двадцать три. Что с рейсом один семь пять?
Выслушав ответ, она вздохнула и сообщила:
— Они выясняют.
— Значит, они ничего не знают? — удивился я.
— Самолет находится в ведении диспетчерской и Федерального управления гражданской авиации, — спокойно ответила Дебра. — В компанию обращаются только тогда, когда возникают проблемы. Раз не обращались, значит, и проблем никаких.
— Но самолет задерживается с прибытием к выходу, — подчеркнуто заявил я.
— Это не проблема. Приземлился он вовремя, а это самое главное.
— А что, если он простоит на посадочной полосе неделю? Это ничего? Главное, что приземлился вовремя?
— Да.
Я бросил взгляд на Теда Нэша, который по-прежнему стоял, прислонившись к стене. Вид у него был непроницаемый. Как и большинство типов из ЦРУ, он любил создавать впечатление, что знает больше, чем говорит. В большинстве случаев их показная уверенность и сообразительность оказывалась непроходимой тупостью. Черт, почему я терпеть не могу этого парня?
Однако надо отдать ему должное. Нэш вытащил из кармана сотовый телефон, набрал номер и сообщил нам:
— У меня есть прямой номер для связи с диспетчерской вышкой.
И тут до меня дошло, что мистер Нэш на самом деле знал больше, чем говорил. Еще задолго до посадки «боинга» он знал, что может возникнуть проблема.
Старший диспетчер Эд Ставрос, находившийся на вышке, продолжал наблюдать в бинокль за тем, что происходило на четвертой правой посадочной полосе.
— Пожара нет, — сообщил он окружавшим его диспетчерам. — Они отъезжают от самолета… один из спасателей подает руками сигналы пилоту…
Диспетчер Роберто Эрнандес снял трубку телефона, выслушал звонившего и обратился к начальнику:
— Босс, звонят из радарного зала, они хотят знать, когда можно будет пользоваться четвертой левой полосой и когда освободится четвертая правая. У них на подходе несколько рейсов, у которых не так много горючего в баках.
Ставрос почувствовал, как заныло в животе. Он глубоко вздохнул и ответил:
— Я не знаю. Скажи им… я попозже сам им перезвоню.
Эрнандес промолчал и не стал передавать неопределенный ответ начальника. Тогда Ставрос забрал у него телефонную трубку.
— Говорит Ставрос. С рейсом один семь пять нет радиосвязи… да. Я знаю, что вам это известно, но это все, что я знаю. Послушайте, если бы на борту был пожар, вам в любом случае пришлось бы сажать самолеты на другие полосы и вы не стали бы беспокоить меня по этому вопросу… — Выслушав собеседника, Ставрос резко бросил: — Тогда скажите им, что на четвертой правой делают прическу президенту, и пусть они садятся в Филадельфии. — Он швырнул трубку и тут же пожалел о том, что сказал, хотя окружавшие его диспетчеры одобрительно засмеялись. Снова заныло в животе. — Попробуй еще раз связаться с самолетом, — обратился Ставрос к Эрнандесу. — Используй частоты вышки и наземного контроля. Если не ответят, значит, радио у них полностью не работает.
Эрнандес взял микрофон и стал вызывать самолет на различных частотах.
Ставрос снова оглядел самолет в бинокль. Никаких изменений. Гигантский «боинг» стоял, как вкопанный, видны были только струи выхлопных газов позади двигателей. Машины спасателей и патрульных оставались на своих местах. В отдалении, на значительном расстоянии от посадочной полосы, расположилась аналогичная спасательная команда, она жгла горючее в своих машинах и занималась тем же, чем и другие, — то есть ничего не делала. Кто-то, возможно это был Макгилл, пытаясь привлечь внимание пилота, жестикулировал и выглядел со стороны довольно глупо.
Ставроса беспокоило и удивляло бездействие пилота. Какая бы ни возникла проблема, пилот первым делом должен был увести самолет с посадочной полосы. Но «боинг» продолжал стоять на месте.
Эрнандес отложил микрофон и спросил у Ставроса:
— Может, позвонить кому-нибудь?
— Звонить уже больше некому, Роберто. Кому мы можем позвонить? Люди, которым положено заниматься этим проклятым самолетом, столпились вокруг него и ковыряют в носах. Кому еще звонить? Моей мамочке? Как же она хотела, чтобы я стал адвокатом…