Игра Льва - Страница 123


К оглавлению

123

— Да, рассказывал…

— Ох, ты бы видел его гнездышко. Большой дом, бассейн, ангар, двухмоторный «бич». Представляешь, когда они увидели мой подлетающий «апач», то не хотели разрешать посадку. — Билл рассмеялся.

— Пол высказал опасения по поводу твоего «апача».

— Да? Он вечно брюзжит, как старуха. Сколько раз он вынуждал нас попусту тратить время и проверять все по сотне раз? Вот такие чересчур осторожные и попадают в аварии. Мой «апач» прошел технический осмотр.

— Ладно, Билл, не будем об этом.

— Хорошо. — Сатеруэйт снял ноги со стола, сел прямо и выдвинул ящик стола. — Послушай, Джим, тебе нужно слетать туда и посмотреть, как живет Пол.

На самом деле Джим Маккой бывал в Спрус-Крик несколько раз, но он не хотел говорить об этом Биллу Сатеруэйту, которого приглашали туда всего один раз, хотя Билл и находился всего в полутора часах лета.

— Да я бы с удовольствием…

— Дом у него просто потрясающий. Но тебе следовало бы посмотреть, над чем он работает. Виртуальная гребаная реальность. Господи, мы просидели с ним всю ночь, пили и бомбили. Бомбили все подряд. — Билл захохотал. — А на Эль-Азизию сделали пять заходов. Правда, к пятому заходу мы уже так надрались, что и в землю не могли попасть.

Джим Маккой тоже засмеялся, но смех его был каким-то вымученным. На самом деле Джиму не хотелось снова выслушивать одну и ту же историю, которую он слышал уже раз пять, после того, как Пол пригласил Сатеруэйта в Спрус-Крик на долгий уик-энд. Пол так и сказал: «Это был необычайно долгий и трудный уик-энд». До этого визита никто из парней толком не знал, насколько Билл Сатеруэйт деградировал за последние семь лет, прошедшие с момента последней встречи однополчан. А теперь это знали все.

Джим Маккой, сидевший в своем кабинете Музея авиации на Лонг-Айленде, не знал, что сказать. Теперешний Билл Сатеруэйт был ему неприятен. Пока служил в ВВС, он был хорошим пилотом и офицером, однако после преждевременного ухода в отставку Билл Сатеруэйт покатился по наклонной плоскости. С годами для него очень важное значение приобрел тот факт, что он принимал участие в попытке убить Каддафи. Он постоянно рассказывал эту историю всем, кто его слушал, а когда забывался, то рассказывал ее даже однополчанам. И с каждым годом история становилась все более драматичной, а роль Билла становилась все более значимой.

Джима Маккоя тревожило хвастовство Билла по поводу участия в авианалете на Ливию. Никому не разрешалось упоминать об участии в этой миссии, и уж тем более не разрешалось называть имена других пилотов. Маккой неоднократно предупреждал Сатеруэйта, чтобы тот следил за своими словами, а Билл заверял, что в своих рассказах упоминал только радиопозывные или имена без фамилий. Во время последнего разговора Джим еще раз предупредил его:

— Билл, молчи о том, что ты участвовал в этом налете. Прекрати трепаться.

На что Билл Сатеруэйт, как всегда, ответил:

— Эй, а я горжусь тем, что сделал. И не беспокойся ни о чем. Эти тупоголовые арабы не доберутся до Монкс-Корнера, Северная Каролина, чтобы предъявить мне счет.

Джим подумал, что надо бы еще раз напомнить Биллу о том, чтобы не трепался, но потом решил, что это ничего не даст.

Маккой часто сожалел о том, что его старый однополчанин не дослужил до войны в Персидском заливе. Если бы Билл принял участие в этой войне, возможно, его жизнь изменилась бы к лучшему.

Разговаривая по телефону, Билл Сатеруэйт поглядывал на дверь и на часы. Наконец, устав ждать, он достал бутылку с виски, сделал торопливый глоток и продолжил свои боевые воспоминания:

— А Чип, зараза, проспал всю дорогу. Я его разбужу, он очухается малость, а потом опять спать. — Билл весело загоготал.

У Маккоя уже начало кончаться терпение, и он напомнил Сатеруэйту:

— Ты же говорил, что он всю дорогу до Ливии трепался, не закрывая рта.

— Да, точно, рот он не закрывал.

Маккой понял, что Билл не уловил никаких несоответствий в своем рассказе, и поспешил закончить разговор.

— Ну ладно, дружище, до связи.

— Эй, подожди, я жду пассажира, и мне скучно. Парень хочет, чтобы я отвез его в Филли, там он переночует, а потом я отвезу его обратно. Скажи-ка лучше, как твоя работа?

— Да все нормально. Дел еще много, но мы получили отличные экспонаты. Представляешь, F-111 и модель «Дух Сент-Луиса», на котором Линдберг совершил беспосадочный перелет через Атлантику. Тебе надо приехать и посмотреть, я разрешу тебе посидеть в кабине F-111.

— Ладно, как-нибудь приеду. Эй, а как дела у Терри Уэйклиффа?

— Он все еще в Пентагоне, но мы ждем, когда он уволится оттуда.

— Да пошел он к черту.

— Я передам ему твои наилучшие пожелания.

Сатеруэйт рассмеялся.

— А знаешь, в чем его проблема? Этот парень вел себя как генерал еще тогда, когда был лейтенантом. Понимаешь, о чем я говорю?

— А знаешь, Билл, многие и о тебе говорят то же самое. И я считаю это комплиментом.

— Не надо мне таких комплиментов. Терри со всеми ссорился, всегда старался быть лучше других. Помнишь, как он обвинил меня в промахе, как будто на форсаже я не туда сбросил эту чертову бомбу… даже написал докладную записку. А если кто и виноват, так это Уиггинз…

— Эй, Билл, не надо об этом по телефону.

Сатеруэйт сделал еще один глоток виски, подавил отрыжку и сказал:

— Да… понятно… извини…

— Ладно, забудем. — Маккой решил сменить тему. — Я разговаривал с Бобом.

Билл Сатеруэйт заерзал в своем кресле. Ему неприятно было думать о Бобе Каллуме, потому что Боба убивал рак, а он, Билл Сатеруэйт, убивал себя добровольно. И потом, Каллум все же дослужился до полковника, все еще работал наземным инструктором в академии ВВС в Колорадо-Спрингс. И все же Сатеруэйт был вынужден спросить:

123